http://www.russ.ru/perevod/20041206.html
История романа была до поры до времени - а именно до начала 1920-х годов - одновременно и историей сюжетосложения; после модернистского водораздела пути романа и сюжета разошлись: традиционный роман, основанный на описании социально обусловленного взаимодействия персонажей, постепенно сдавал свои позиции, и в 1970-е годы, когда авторское самосознание вступило в союз с самоиронией, дело дошло до нового кризиса. Именно кризиса. Мне могут возразить, что в результате небывалой фрагментации общественного бытия роман более не должен удовлетворять основополагающему требованию-постулату Э.-М. Форстера: "Да, мои дорогие, ничего не поделаешь: роман рассказывает историю"; скажут, что лингвистические нагромождения Джойса отвратили нас от прежней простоты и наивности; что читатель стал слишком изощренным, чтобы и дальше принимать за чистую монету "факты", которые пытается внушить ему всеведущий авторитарный повествователь: он больше не верит, что "в воскресенье после обеда пошел снег", а Шарль и Эмма Бовари отправились с Оме и Леоном посмотреть на новую ткацкую фабрику под Ионвилем.
Первое из этих возражений основано на предпосылке, что роман - это чрезвычайно хрупкая и уязвимая форма, которую легко дестабилизировать и разрушить. Данное предположение представляется совершенно произвольным: оно никак не вытекает из четырехсотлетней истории романа, продемонстрировавшей высочайшую приспособляемость и жизнеспособность этого жанра. Что же касается последнего возражения, сводящегося к тому, что теперь не так легко, как прежде, втирать очки читателю, то это просто поклеп на наших дедушек и бабушек. Еще одно вредное, но чрезвычайно распространенное в наше время предубеждение состоит в том, что существует некая принципиальная разница между романистом и рассказчиком. Оно основано на предположении (никем, кстати, не доказанном), что романист - это творец формы и языка, в то время как рассказчик - участник более "низменного" нарративного акта. [...]
...я убежден, что этот концепт ["катарсис"] имеет для нас, читателей, неизмеримо большее значение, чем все матрицы прототекстов вместе взятые. Очищение [catharsis] души от тягостных эмоций, накапливающихся в нас по мере прохождения жизненного пути (каким бы гладким и обыденным он на первый взгляд ни представлялся), есть глубочайшая цель всякой "истории".
Но соблюдается ли этот приоритет сегодня?
[...] В романе..., однако, история затерялась среди модернистских изысков (несмотря на замечание Борхеса о том, что чтение Стивенсона для него - это "форма счастья"). И виноват в этом не модернизм как таковой. Проблема в том, что его базовая доктрина - психологический и лингвистический пуризм, который исповедовали Вирджиния Вульф, Т.Ст. Элиот, Эзра Паунд, Джеймс Джойс, Уиндем Льюис, Уоллес Стивенс, - очень быстро переродился в катастрофически гипертрофированное авторское самосознание.
Всё это, в общем-то, очевидно, однако нуждается в постоянном проговаривании. Вот только в финале статьи положительным примером оказывается - Уэльбек!
За ссылку спасибо
oryx_and_crake. 