"Спустя два часа город появился снова, теперь уже совсем рядом. Справа возвышались Киево-Печерский и Михайловский монастыри, Святая София, церковь Андрея Первозванного — купец щедро делился с Николаем, где здесь и что, чуть выше зеленел Подол".
"Под благовест с Лаврской колокольни Николай шел на Андреевский спуск, по набережной, разглядывал суда, медленно шедшие по Днепру, шагал сквозь царский сад в любимый, сразу по-особому легший на сердце Печерск".
(Ну, и, конечно, весь набор окологоголевских штампов, над которыми Лесков издевался в том же "Заячьем ремизе": "здесь — подбоченясь, сверкала улыбкой малороссийская [жизнь], бренчала в блеске чистого летнего вечера бандура, не утихая лились песни, разряженные хлопцы и дивчины отплясывали гопака, в рот сами собой валились галушки". Это-то вполне ожидаемо.)
Upd: Понял, чем мне режут глаз все эти пляшущие гопак дивчины, помимо своей (пост)колониальности. Лесков-то был едва ли не первым в русской литературе, кто увидел новый Киев, не "Кіевъ многовѣчный, Русской славы колыбель", а живой, становящийся город - Кучерская же опять загоняет его во вневременную не-историю.
