Одна из дам глубоко вздохнула и отерла слезинку.
- Что-то будет, боже мой! - сказала она тихо. - Бедная страдалица! Несчастная мисс Клери!
- Сердце мое говорит, - заметила другая, - сердце мое говорит, что наш ангел Кларисса уже не существует в здешнем мире. Я всю ночь не спала и о ней плакала.
- Есть о чем плакать! - перебила старшая дама суровой наружности. - Она сама виновата: зачем было ей полюбить этого изверга Ловласа? Это сатанинское отродье.
- Ах, мама, - сказала самая младшая из девушек, - Ловлас раскается. Как не полюбить его, такого красавца и полковника гвардии!
- Молчите, мисс, - продолжала строгая дама, - вы себя погубите, рассуждая о таких предметах.
- Бедная, бедная мисс Клери! - слышалось со всех сторон. - Нет, она не умерла, она не может умереть.
- Да она уже гроб себе заказала,- снова заметила молодая девушка. - А Ловлас раскается и сделается благочестивым, я в этом уверена.
Участь невинной жертвы Роберта Ловласа, скромной и добродетельной мисс Клариссы, поглощала собою все внимание... Бедняжка, точно, находилась в ужасном положении. Она была обесчещена британским Дон-Жуаном, родные от нее отступились, отчаянная болезнь грозила ей смертью. Несмотря на такое незавидное положение, бедная девушка хранила еще в душе всю гордость и перед тем только что прогнала от себя соблазнителя своего, в порыве страсти предлагавшего ей свою руку и сердце.
Таковы были события, изложенные в последнем ливрезоне Клариссы. С тех пор роман подвинулся. Каждая из родственниц автора ночью подходила к дверям его кабинета и слышала, как неутомимый создатель Клариссы скрипел пером. Поутру развязка должна бы быть изготовленной...
В комнату вбежал молодой человек аристократической наружности, в темном, вышитом серебряными блестками кафтане и в кружевной рубашке, умышленно запачканной табаком.
На нем был орден Бани, все руки были унизаны дорогими перстнями, а в уши вдеты тяжелые серьги.
- Говорите мне, - кричал он, не обращая внимания на поклоны хозяев, - говорите скорее, жива ли еще Кларисса Гарлов? Надо ехать с докладом во дворец - неравно спросят.
И заметив, что дамы не знают ничего верного, герцог Соутвари, один из министров того времени, ловко проскользнул в кабинет хозяина.
- Все это грустнее, чем оно кажется, - задумчиво сказал старик Уильямс, веселый приятель Ричардсона. - Хотите, я вам прочту письмо, которое я недавно получил от сэра Ковентри, капитана королевского флота?
Старик развернул записку.
- "Дорогой мой Уильямс, - читал он, - я знаю, что вы компаньон этому Ричардсону, о котором все трубят по городу. У меня есть к нему деликатное поручение. Вот в чем дело. Невеста моя, Мери Кембль, до того начиталась его романов, что совершенно с ума спятила и очень подурнела. На днях объявила мне, что если умрет какая-то Кларисса Гарлов, с которой знаком Ричардсон, то она умрет от отчаяния. Напрасно говорил я ей, что не властен же Ричардсон охранять от смерти своих знакомых и что в животе и смерти бог волен; на это она мне объявила, что Ричардсон сочиняет Клариссу, что леди Кларисса не женщина, а книга, что, стало быть, сочинитель может спасти ее и погубить по своему усмотрению, причем назвала меня невеждою и морским чудовищем. Так передайте, пожалуйста, мистеру Ричардсону, что если мисс Мери на него пожалуется и Кларисса действительно умрет, то я с приличною компаниею встречу его самого на Реджент-стрите, причем всенародно сниму с него парик, а если сердце мне подскажет, то и поколочу преисправно. Желаю, чтоб ваш желудок был в порядке, остаюсь ваш навсегда Джордж Ковентри".
Письмо это возбудило сильное волнение между слушателями, но волнение мгновенно затихло, когда пошевелилась ручка двери кабинета. Все вскочили с места и бросились встречать романиста жадными расспросами.
Потупив голову и не отвечая ни на один из вопросов, Ричардсон прошел на середину комнаты и руку к небу.
- Она там! - произнес он неподдельно грустным голосом.
И вся компания погрузилась в печальное благоговейное молчание.
- Да, - отвечал романист, говоря скорее с собою, - я не спал эту ночь, то была грустная для меня ночь. Я потерял любимую мою дочь, девушку, которая в течение долгих-долгих месяцев не оставляла меня ни на минуту. Все ее мысли были моими мыслями, своими добродетелями и славой обязана она мне, а я любил ее за то, что она была новым, дорогим членом моего семейства. Сколько раз я хотел спасти ее и оставить еще хоть на месяц со мною, но я был не властен: события сами слагались в моей голове. Эта ночь была прощальной ночью.
Кончив свой короткий завтрак, он вынул из кармана связку только что написанных листков, и вся компания уселась по сторонам Ричардсона. Чтение началось и тянулось долго.
Никто не утомлялся, слушая бесконечные письма, изредка только крик участия или сдержанного негодования вырывался у младших слушательниц. Слез пролито было довольно.
Прочитанные листы тотчас же отправлялись в типографию, наборщики читали их дорогою, сообщая прочитанное компании зевак, любителей словесности, и через полчаса весь Лондон уже знал горестную участь мисс Гарлов, сожалел о ее смерти, проклинал Ловласа и даже не был в неведении насчет того, что из Италии приехал мститель за Клариссу, майор Морден, благороднейший джентльмен, ко всем своим достоинствам присоединяющий ненависть к соблазнителю и отличное искусство драться на шпагах...
Едва закрыла глаза Клери, как начинается торжественное признание ее невинности и воздаяние пороку по его заслугам. С безжалостным упорством Немезиды Ричардсон гоняется за злыми героями, топчет их в грязь, казнит и умерщвляет".
(Из статьи "Кларисса Гарлов", за подписью "А. Д......." (А. В Дружинин). "Современник", 1850, т. XIX. Приведено в: Борис Иванов. Даль свободного романа. - М.: Советский писатель, 1959. - С. 551-554.)
