Александр Герцен. С того берега
— Позвольте, стремление к свободе, к независимости стоит голода, — оно весьма не слабо и очень определенно.
— История этого не показывает. Точно, некоторые слои общества, развившиеся при особенно счастливых обстоятельствах, имеют некоторое поползновение к свободе — и то весьма не сильное, судя по нескольким тысячам лет рабства и по современному гражданскому устройству, наконец. Мы, разумеется, не говорим об исключительных развитиях, для которых неволя тягостна, а о большинстве, которое даёт постоянное опровержение этим страдальцам, что и заставило раздражённого Руссо сказать свой знаменитый нонсенс: «Человек родится быть свободным — и везде в цепях!».
— Вы повторяете этот крик негодования, вырвавшийся из груди свободного человека, с иронией?
— Я вижу тут насилие истории, презрение фактов, а это для меня невыносимо: меня оскорбляет самоуправство. К тому же превредная метода вперед решать именно то, что составляет трудность вопроса; что сказали бы вы человеку, который, грустно качая головой, заметил бы вам, что «рыбы родятся для того, чтобы летать,—и вечно плавают».
— Я спросила бы почему он думает, что рыбы родятся для того, чтобы летать?
— Вы становитесь строги; но друг рыбства готов держать ответ... Во-первых, он вам скажет, что скелет рыбы явным образом показывает стремление развить оконечности в ноги или крылья; он вам покажет вовсе ненужные косточки, которые намекают на скелет ноги, крыла; наконец, он сошлётся на летающих рыб, которые на деле показывают, что рыбство не токмо стремится летать, но иногда и может. Давши вам такой ответ, он будет вправе вас спросить, отчего же вы у Руссо не требуете отчёта, почему он говорят, что человек должен быть свободен, опираясь на то, что он постоянно в цепях? Отчего всё существующее только и существует так, как оно должно существовать, а человек напротив?
Такими злыми голосами
"Но она была вовсе не графоманка. Она была непрестанно обуреваема самыми поэтическими чувствами, и стихи ей звучали откуда-то, словно голоса ангелов, — вся беда в том, что это были какие-то очень глупые ангелы [...]". - Кажется, Ходасевич дал определение не столько поэзии Марии Папер, сколько русского символизма.
Семейная жизнь урыльника
"[У чукчей] все вещи имеют жизнь. Лампа ходит, стены дома имеют свой голос. Даже урыльник имеет собственную страну и шатер, жену и детей" (В.Богораз, нашел у М. Гаспарова).
