Внутри Вестминстерского аббатства фотографировать нельзя; да и вряд ли мои фотографии передали бы ощущения от лабиринта памятников («стихийный лабиринт, непостижимый лес»). Конечно, это не вполне церковь (хотя внутри я слышал и проповедь, читаемую – сюрприз для меня – женщиной-священником. Англикане...); это – история, традиция, память. Правда, память – судя по аудиогиду – весьма избирательная. Ни слова о Джоне Франклине (см., а лучше не см. – не люблю – «Террор» Дэна Симмонса), чей кенотаф с трогательной надписью расположен в одном из приделов. Ни слова о Сесиле Родсе. Да что Родс! Вот Мария Стюарт; посмотрели? идемте дальше, – но что это за скромные плашки в полу? А это Вильгельм Оранский, и супруга его, и другие протестантские монархи. Не заметил бы – и прошел бы мимо. Конечно, Шиллер и Бродский о них не писали стихов и трагедий, но все-таки...
Бок о бок – поэты (жаль, упрямый декан, вопреки настоятельным просьбам королевы-матери, не причислил к ним Вудхауза; очень симпатичны памятные знаки в честь Эдварда Лира и Льюиса Кэрролла, и очень трогательна – табличка в честь сестер Бронте: “With courage to endure”; бюст сэра Вальтера Скотта – буквально на уровне глаз – то самое выражение благожелательного и несколько равнодушного любопытства, которое пронизывает веверлеевы романы). Рядом – а точнее, друг под другом – лежат Мария Тюдор и Елизавета. Мрачновато смотрит на Систему созданного им Мира Исаак Ньютон. Табличка сообщает, что вот ЭТА дверь – старейшая во всей Британии, прошу заметить. Почти на выходе из аббатства – черная могила Неизвестного солдата; на самом выходе – вмурованная в пол плита в память Черчилля («запоминается последнее слово»), и это, наверное, справедливо.
Святой Павел: а вот это действительно церковь, действительно собор. Главное ощущение от него – Гармония. Гений Кристофера Рена выразил если не самоощущение эпохи, то ее утопию: гармоничное, соразмерное, неразрывное и неслиянное сосуществование Бога и человека, человека и мира, человека и государства. В нем – всё. Мозаики изображают сотворение мира, растений и тварей земных, но не человека: человека творит произносимая под куполом молитва. (А еще на этих мозаиках имеются кенгуру: империя есть империя.)
А еще – простор в Галерее шепотов: простор купола, высящиеся статуи святых и узкая полоса, по которой проходишь.
И еще – память: Святой Павел не меньше Вестминстера помнит о павших; в крипте – памятные доски участникам всех, кажется, кампаний, которые Великобритания вела за последние три века. И особо – но вместе со всеми – в память тех американцев, которые отдали свои жизни во время Битвы за Англию.
Как Тауэр для меня связан с «Барочным циклом», так собор Св. Павла – с повестью Конни Уиллис «Пожарная охрана», о лондонском Блице; перечитывая ее, я каждый раз чувствую комок в горле и слезы на глазах; каждый раз. На месте все, конечно, не так выглядит, как представлялось, но главное – главное точно такое же.
...он близоруко замигал на меня через стол, и мне почудилось, что его слепит последний сияющий образ собора святого Павла...
1-2 - карабкаюсь на галереи; 3-4 - вид сверху.
1-2 - Пастырь Добрый; 3 - он самый.
На выходе из крипты - отличная кафешка, рекомендую.
